Герой Советского Союза Бусаргин Николай Матвеевич

Каждый день Великой Отечественной войны на фронте и в тылу был подвигом, проявлением беспредельного мужества и стойкости советских людей, верности Родине. Герои Великой Отечественной войны… Они росли в разных семьях и в разной национальной среде со своими традициями и обычаями. Они были представителями различных народов нашей необъятной страны – Советского Союза, но их объединила общая беда – Великая Отечественная война, когда враг начал топтать нашу землю и они как один встали на защиту своего Отечества.
Мероприятие пройдет в рамках республиканского проекта «Гордость Башкортостана» и посвящено памяти лейтенанта, командира 5-й стрелковой роты в годы Великой Отечественной войны, уважаемого земляка Николая Матвеевича Бусаргина. В 2024 году исполнилось бы 105 лет Герою Советского Союза Николаю Матвеевичу Бусаргину. Командир 5-й стрелковой роты 932-го стрелкового полка (252-я стрелковая дивизия, 46-я армия, 2-й Украинский фронт) лейтенант Бусаргин особо отличился в боях за освобождение Чехословакии.
Николай Бусаргин постоянно находился в боевых порядках, воодушевляя бойцов личным примером. Перейдя от обороны к контратаке, рота выбила гитлеровцев из их траншей и, продвигаясь вперед «на плечах» отступающего противника, ворвалась в Комарно, открыв путь частям дивизии. Звание Героя Советского Союза Николаю Бусаргину было присвоено 15 мая 1946 года.
Бусаргин Николай Матвеевич, Герой Советского Союза, родился 11 ноября 1919 года в деревне Покровка Давлекановского района Башкирии в семье крестьянина. По национальности русский. Получил неполное среднее образование. До призыва в армию работал помощником бригадира тракторной бригады в Асликульской МТС Давлекановского района.
Когда помощник начальника тракторного отряда Аслыкульской МТС Николай Бусаргин, белокурый, тонкий, но крепкий телом парень с умными, живыми глазами, осенью 1939 года уходил в армию, начальник отряда Харин, провожая его, говорил:
— Обязательно будешь танкистом. Такие, как ты, без гула мотора и жить не могут.
На Дальнем Востоке Николай в самом деле попал в механизированный разведывательный батальон. Быв¬ший тракторист был зачислен в кавалерийский эскад¬рон, единственное конное подразделение, которое у бой¬цов и командиров механизированного батальона было не особенно в чести.
В первый же выходной день новоиспеченным кава¬леристам приказали прогулять коней без седел. Нико¬лаю достался серый красавец жеребец. Подведя его к коновязи, Бусаргин прыгнул на изгрызенное конями бревно и легко вскочил на игравшего всем телом гарцуна. Хотя сапоги были без шпор, удар в бока пришелся коню не по нраву: он сделал резкий и сильный прыжок с места, и Николай под дружный хохот бойцов, рас¬пластавшись, упал на землю. В голове зазвенело, в ле¬вом плече и ноге почувствовалась острая боль. При¬шлось Бусаргина на несколько дней освободить от за¬нятий.
На другой день к одиноко сидевшему в ленинской комнате молодому бойцу подошел старшина Уткин.
— А, наездник. Без дела остался. Пойдем со мной.
Николай, хромая, пошел следом за старшиной. В ак¬куратно прибранной каптерке тот предложил сесть за стол.
— Пиши,— приказал Уткин. — Лю-ми-не-вый котелок. Николай старательно вывел — «алюминиевый».
Старшина сверкнул сердито глазами, но вслед за этим тепло улыбнулся:
— Грамотей… и почерк красивый. Будешь писарем. Никакие просьбы Николая избавить его от этой должности не возымели действия. Старшина был непре¬клонен.
Вот так и началась служба у бывшего тракториста. Сначала в кавалерии, а потом на должности писаря.
Через год Николай вернулся в батальон сержантом, а спустя некоторое время был направлен в Западную Украину и назначен помощником комвзвода в одну из частей ме¬ханизированного соединения, располагавшегося во Львовской области.
В новой части сержант Бусаргин некоторое время исполнял обязанности командира взвода, пока не при¬был лейтенант Головин, только что окончивший воен¬ное училище. Среднего роста, стройный, с безукоризнен¬ной строевой выправкой и молодцеватостью, какие бы¬вают только у лейтенантов, окончивших недавно учи¬лище, он весь светился счастьем и гордостью за свою должность, за новую военную форму со скрипевшими ремнями, так ладно на нем сидевшую, что в другой одежде его невозможно было и представить. Каждый его шаг, каждый жест был красив, четок и вызывал все¬общее восхищение. Говорил он также четко и ясно. Казалось, что этот человек специально был создан для военной службы.
На политических занятиях он умел заинтересовы¬вать солдат, любил приводить примеры из истории, ссы¬латься на литературные произведения. На вопросы от¬вечал уверенно, убежденно.
Свой взвод он держал в руках и все приказы стар¬ших командиров старался выполнять как можно лучше, насколько это позволяла обстановка.
Несколько дней спустя после начала войны батальон отходил на восток. Взвод лейтенанта Головина был на¬значен в тыловую походную заставу. Под вечер в зной¬ном и мутном от пыли и дыма июльском небе появились «юнкерсы»; они надсадно и тяжело гудели. Колонна пе¬хоты быстро втянулась в лес, что зеленел невдалеке. Обгоняя людей, торопились под деревья и два грузови¬ка с зенитными счетверенными пулеметами в кузове. Но прежде чем машины, успели скрыться в лесу, из-за верхушек деревьев вынырнул юркий «мессер» и обстре¬лял их из пулеметов.
Первая машина свернула с дороги и, подскакивая на кочках, подъехала к опушке леса. Уткнувшись в кусты, она изготовилась для стрельбы по самолетам. Другая, замедляя скорость, чуть проехала вперед и, пустив си¬ний густой дымок из-под капота, остановилась на до¬роге метрах в двухстах от опушки. Из кузова грузовика спрыгнули два бойца и, обгоняя взвод, бросились было бежать к первой машине. Громким резким голосом Го¬ловин остановил зенитчиков и подозвал к себе.
— Почему убегаете? Почему не готовитесь открыть огонь по самолетам? Длинный, нескладный боец потупил глаза и молчал. Другой, широколицый, невысокого роста, в выцветшей гимнастерке, переводя взгляд испуганных глаз от «юнкерсов» на суровое лицо Головина, поспешно ответил:
— Товарищ лейтенант, командир и первый номер убиты, а мы…
— Расчет, слушай мою команду: к бою!!!
Командир взвода подбежал к машине, легко пере¬махнул через борт и уже сверху скомандовал своему помощнику:
— Сержант Бусаргин, укройте взвод в лесу. Я сей¬час вернусь.
Николай и солдаты взвода добежали до опушки ле¬са и, укрывшись в тянущейся вдоль нее высохшей ка¬наве, похожей на придорожный кювет, стали наблю¬дать за действиями своего командира. Он уже замер на месте первого номера, а оба бойца хлопотали вокруг него.
К этому времени впереди идущий «юнкерс» нетороп¬ливо перевернулся на крыло и стал пикировать на оди¬нокую, открытую машину. Сквозь истошный вой его сирены пробивалось частое татаканье четырех пулемет¬ных стволов зенитной установки. Низко, над самой землей, пикировщик взмыл вверх, а рядом с машиной взметнулись черные султаны взрывов. Другие самолеты спикировали на лес и стали удаляться на запад.
— Улетают, — с облегчением проговорил кто-то из бойцов.
— Нет, новый заход делают. Доконают машину, гады. Как бы нашего взводного…
— А ты не каркай. Он тоже не с голыми руками.
Самолеты сделали круг. И вот впереди идущий «юн¬кере» снова, словно коршун, устремился на зенитную установку. И опять, вплетаясь в надрывный, резкий вой сирены, уверенно застрочили с машины пулеметы.
На какое-то время четыре ствола замерли на месте: са¬молет шел круто на машину. Видимо, обозленный пер¬вой неудачей, фашистский летчик решил, во что бы то ни стало разделаться с зенитной установкой и ее рас¬четом. Вот уже распластанная громадина бомбовоза мелькнула над самой, ставшей сразу маленькой маши¬ной и, казалось, на мгновение замерла над ней. Еще мгновение — и огромная красная вспышка поглотила и самолет и машину. Взрыв неимоверной силы заглушил все остальные звуки.
Когда черный густой клуб дыма с пепельными барашками по краям немного рассеялся, на дороге дымилась груда горящих обломков…
Это было на Юго-Западном фронте в тяжелые дни сентября 1941 года.
Враг, обойдя фланги, танковыми клиньями глубоко проник в тыл, угрожая окружить большую группировку советских войск. Чтобы сорвать намерения фашистов, наши дивизии и корпуса отходили на новые оборонительные рубежи, ведя ожесточенные арьергардные бои. Особенно трудная обстановка создавалась у переправ, где скапливались большие массы войск.
Около трех недель Николай и Юсуп осторожно про¬бирались на восток, обходя населенные пункты сторо¬ной. В конце октября, глубокой ночью, они благопо¬лучно перешли линию фронта и оказались в располо¬жении своих войск. Их направили в запасной полк, а немного спустя Николай уже снова был на переднем крае.

Последние дни наши отходящие части вели бои в горах. Потом остановились и окопались. После непро¬должительной артподготовки немцы попытались сбить советские стрелковые подразделения, но, встреченные дружным огнем, откатились и замолкли. Целый день и всю ночь стояла тишина. А на утро, как только лучи восходящего солнца окрасили в розовый цвет вершины гор, чистый и свежий горной воздух был разбужен уханьем наших минометов., эxo выстрелов гулко заметалось в ущельях и долинах, ломая хрустальную утрен¬нюю тишину. На склоне возвышенности, где с трудом угадывались вражеские позиции, взметнулись жидкие веера земли и дыма. Огневой налет был слабым и ко¬ротким. Потом в небе повисла красная ракета — сигнал атаки.
Николай Бусаргин решительно поднялся во весь рост и подал команду. Справа и слева из кустов вынырнули бойцы его взвода и перебежками, стреляя на ходу, ста¬ли продвигаться вперед. В гору бежать было трудно, хотя противник почему-то молчал. Цепь почти минова¬ла часть нейтральной полосы, поросшей мелким кустар¬ником. Оставалось пробежать, метров двести голого склона. И вот в этот момент впереди яростно, взахлеб застрочил пулемет, застрекотали автоматные очереди, захлопали минометы. Послышались свист и щелканье пуль, с надсадным противным звуком стали рваться мины.
Взвод залег. Раздались первые стоны. Но тут Бусарсин увидел, что там, откуда вел огонь вражеский пулемет, взметнулось несколько султанов земли и дыма.
«Хорошо ударили наши минометчики, — подумал Ни¬колай— Надо скорее проскочить это место. Иначе ата¬ка захлебнется».
Он с трудом оторвал себя от земли, выпрямился и громко, стараясь перекричать шум боя, крикнул:
— Взвод, за мной, в атаку! Ура-а-а!!!
— А-а-а! — послышались жидкие голоса слева и справа. Посмотреть, сколько солдат его взвода подня¬лось за ним, не пришлось. Он увидел, как впереди из кустарника и мелколесья выскочили гитлеровцы и, стре¬ляя на ходу из автоматов, побежали навстречу. Их было заметно больше, чем атакующих. Да и бежать им под уклон было легче.
Не замедляя движения, Николай перебросил писто¬лет из правой руки в левую, выхватил гранату и бросил ее в бегущих немцев. В ответ полетели вражеские гра¬наты и стали глухо лопаться в цепи атакующих. Одна из них, с длинной деревянной ручкой, упала недалеко от Николая, подпрыгнула и покатилась к нему. Он успел сделать прыжок в сторону и упал на землю, стараясь как можно плотнее прижаться к ней тот же миг о каску что-то звякнуло, и его тупо и сильно уда¬рило по голове. Почва заколебалась под ним. Острая, невыносимая боль пронзила голову, все тело. Мрак плотно обступил со всех сторон и поглотил его. Потом все исчезло: и мрак, и невыносимая боль.
…Пилят каску. Зачем пилят?
Порой Николаю казалось, что так тяжело ему еще никогда не было. Даже тогда, когда он выходил из окружения. Вот-вот иссякнут последние силы, и он бро¬сится на землю и больше не сделает ни шагу. Но тут же вспоминалось ненавистное лицо офицера-гитлеров¬ца, и с новой силой вскипала ненависть к врагу, подо¬гревая иссякавшие физические силы.
Когда стемнело, спутник Николая совсем занемог. Ой, опустился на землю и простонал:
— Не могу… Нет больше сил… Иди один…
— Потерпи, дорогой. Наши совсем близко. Пойдем. Привыкнем к темноте, легче будет. Да и местность пошла ровнее. Давай я тебе помогу.
Николай, напрягая последние силы, поднимал Ми¬хаила, и они, качаясь из стороны в сторону шли даль¬ше. И снова колючие ветви хлестали их по лицу, по телу, царапая и безжалостно впиваясь иглами.
В эти кошмарные ночные часы Николай больше всего боялся присесть на землю, ибо знал, что если сделает это, то подняться на ноги уже не сможет. Поэтому, когда Михаил опускался на землю — что делал он все чаще и чаще,— Николай оставался на ногах, ухватив¬шись за ветви или ствол дерева.
Было уже далеко за полночь, когда их окликнул со¬ветский часовой: они вышли в расположение штаба од¬ной из наших частей.
Услышал Николай родные, русские слова и почувст¬вовал, как беспредельная радость наполняет все его существо. Но тут последние силы оставили его. Он рух¬нул на землю и потерял сознание.
Конец июня 1943 года. Солнце стоит почти в зените. Неяркое, задернутое мутной с прожилками пеленой, оно нещадно и зло палит сверху. Скрыться от зноя на этом поросшем только камышом острове, затерянном в ку¬банских плавнях, было негде.
Да и сам остров особенный, зыбкий. Почва его — сплетенные корни камыша — так и шевелится под нога¬ми. Ткни в нее тростинку — уйдет свободно, как нож в масло.
Нет прохлады и от воды, отчего кажется, что остров окружен не водой, а расплавленным, дышащим жаром свинцом. Тонкий, высокий, привялый камыш стоит не шелохнувшись. Лишь изредка глухо и лениво, будто спросонок, всплеснет сазан, слегка качнет тростинки, и опять наступает давящая, вязкая, душная, надоедливая тишина. На острове — третий сводный отряд 351-й стрел¬ковой дивизии. Командует им младший лейтенант Бусаргин Николай Матвеевич. Этот отряд чаще называют сотней, хотя в нем только семьдесят человек. В дивизии много кубанских казаков, и они этим названием ста¬раются подчеркнуть свою любовь к традиционному для них роду войск — кавалерии.
С острова, если подняться над камышом, можно уви¬деть сквозь колышущееся марево верхушки деревьев и крыш. Это станица Курчанская. Она намного километ¬ров окружена плавнями. В ней — гитлеровцы. Они из¬редка ведут артиллерийский огонь куда-то по тылам, в глубь плавней. Нашей артиллерии отвечать нельзя: в станице остались почти все жители. Они для врага — прикрытие.
В отряде несколько солдат — из этой станицы. У них особенно тяжело на душе. Надо же такому случиться! Освобожден почти весь Северный Кавказ. Отсюда до Азовского и Черного морей рукой подать. А вот не хва¬тило сил, остановились вот здесь.
Бусаргин смотрит в сторону станицы и тяжело взды¬хает. Ему тоже нелегко. Враг там, куда и тени от де¬ревьев, и ледяная вода в колодцах, и прохлада садов манят измученных страшной жарой солдат. А главное— беспокоит бездействие. Занятий по боевой подготовке проводить нельзя. Приказано затаиться и ничем не вы¬давать себя. В небе беспрестанно рыскают вражеские самолеты-разведчики.
Тепло простившись с родными Костикова, разведчи¬ки благополучно вернулись к, лодке. Горбачев пришел несколько раньше. Рассвет застал разведчиков уже на острове.
Вскоре было совершено нападение на вражеский штаб в станице. В нем участвовала группа солдат тре¬тьего сводного отряда. Она была усилена дивизионны¬ми разведчиками, которые под командованием Николая бесшумно снимали часовых. В результате удачной опе¬рации был разгромлен вражеский штаб, в наши руки попали важные штабные документы гитлеровцев. Немцы начали беспорядочную стрельбу только тогда, когда группа, покинув станицу, уже садилась в лодки. И вы¬стрелы доносились почему-то с противоположной окраи¬ны населенного пункта.
За дерзкую разведку в станице и умелую операцию по уничтожению штаба гитлеровцев Николая награди¬ли орденом Красной Звезды.
28 марта 1945 года советскими войсками был взят венгерский город Комаром. И сразу же пятая рота 932-го стрелкового ордена Александра Невского полка, участвовавшего в штурме города, получила новую за¬дачу: ночью переправиться первой через Дунай и за¬хватить плацдарм у чехословацкого города Комарно. Следом за нею должны будут высадиться остальные подразделения полка.
…С необыкновенной легкостью мчался он навстречу врагу, будто движимый невидимой пружиной, которая, постепенно разжимаясь, сообщала ему свою силу. В ру¬ках у него оказалась наша русская трехлинейка с примкнутым штыком. Он смотрел на граненое острие и ста¬рался держать его в створе с долговязым, нескладным, в длинной шинели гитлеровцем, бежавшим прямо на него и неистово горланившим. Правая рука немца нерв¬но металась от спускового крючка к рукоятке затвора, но автомат почему-то не дрыгал у него на животе. Вот немец-верзила совсем надвинулся на Николая, и тогда острие штыка вонзилось в тело врага. Крик оборвался. Солдат откинул голову назад, соскользнул со штыка и рухнул на спину. Николай перепрыгнул через него и увидел, как впереди замелькала, удаляясь, зеленовато-серая спина. Рывок — и винтовка вновь энергично пос¬лана вперед.
Только после этого Николай решил осмотреться. Ле¬вый фланг, где фашистских солдат было заметно мень¬ше, несколько выдавался вперед: он образовывал угол, в вершине которого безостановочно, делая большие прыжки, бежал комбат Пестеров с протянутой вперед рукой. Справа тоже бежали солдаты его роты. Впе¬реди зеленели спины удиравших немцев. За ними вид¬нелись две черные неровные полоски траншей. Дальше начиналась окраина города Комарно.
Первую траншею перескочили без задержки, бук¬вально по пятам отступавших немцев. Когда же стали приближаться ко второй, атакующих встретили друж¬ные пулеметные и автоматные очереди. Несколько бежавших солдат упали на болотистую, хлюпающую землю. Наша цепь еще немного пробежала по инерции и залегла.
Но в этот самый момент сзади послышалось громкое многоголосое «ура»: на дамбу неудержимо катились уже успевшие высадиться остальные роты полка. Обод¬ряющий звук этого раскатистого «ура» будто подхлест¬нул Николая и его бойцов, влил в них новые силы. Рот¬ный поднялся первым. За ним остальные. Цепь снова сделала бросок и ворвалась во вторую траншею. Завя¬зался рукопашный бой. Он длился несколько минут. Гитлеровцы оставили траншею. Их неотступно пресле¬довал весь полк.
Рота Бусаргина первой достигла окраины города и завязала уличные бои. Под ее прикрытием подтянулся весь полк и стал продвигаться навстречу морякам Ду¬найской флотилии, вступившим в Комарно с восточной стороны. Совместными усилиями в течение остатка дня и первой половины ночи город был освобожден.
За этот бой Николай Матвеевич Бусаргин был удо¬стоен звания Героя Советского Союза.
После войны Бусаргин продолжал службу в Советской Армии. В 1950 году окончил окружные КУОС, в 1958 — курсы «Выстрел». В 1959 году в звании майора был уволен в запас. Поселился в столице Кабардино-Балкарии – городе Нальчике, где прожил до самой кончины – 26 июля 1990 года.